Спасибо, господа... И дамы, понятно ))
Заметки на корках тетрадей:

УРОК ОБЖ
Урок ОБЖ – как только не была расшифрована эта аббревиатура! – штука поистине замечательная. Взять заголовок в тетрадке – «Правила безобразного поведения на воде». Нет, конечно, «безопасного», но кто же виноват, что преподаватель не всегда способен внятно выразить свою мысль?
Учимся оказывать первую помощь. Диалог, вернее, полилог:
- Что делаем первым делом?
- Как что? Ищем кошелёк!
- Да нет же!
- А, ну, тогда пульс, дыхание, реакция зрачков на свет...
- Допустим, этого нет, что дальше?
- А вот теперь с чистой совестью ищем кошелёк!
- Почему?
(С искренней наивностью): - А зачем он трупу?!
- Та-ак... Где ты был, когда я рассказывал, чем клиническая смерть отличается от биологической?
- Кошелёк искал... Шучу! Сидел и записывал.
- Тогда расскажи.
- Что?
- Что такое клиническая смерть и что такое биологическая...
- Ну, киническая – это когда больной кончается в клинике.
(Голос с задней парты): - А биологическая, выходит, когда на уроке биологии помираешь?
- Гы! Ну, выходит, что так.
- Садись, чудовище, заранее желаю удачной службы поближе к дому.
- Нет, я просто так не сяду, мне уже самому интересно стало.
- Тогда отвечай.
- Ладно. Клиническая смерть – это до четырёх минут, когда ещё мозг не помер. Через четыре минуты мозг сдыхает, и всё, копыта окончательно отброшены. Готов жмурик. Можно искать кошелёк.
- Да что ты всё – кошелёк, да кошелёк?!
(Голос с задней парты): - Он думает, что в армии дело со средних веков не изменилось, и его основным занятием будет вытаскивание кошельков у побеждённых.
- Ох, ребятки, как вы мне дороги... Ладно, пульса нет или он нитевидный, дыхания нет, реакция зрачков отсутствует – какие меры по реанимации предпринимаем?
- Поиск кошелька считается мерой по реанимации?
- Слушай, ты задолбал уже со своим кошельком.
- Э, нет! Если бы этот кошелёк был моим, я бы так им не интересовался.
- Ну представь, что у пострадавшего нет кошелька!
- А если нет – нафига мне сдался этот жмурик?
- Ё... Представь, что это твой гражданский долг.
- Перед кем?
- Перед государством.
- И когда я успел ему что-то задолжать?
- Слушай, ты мне зубы-то не заговаривай... Ладно, прикинь на минутку, что если ты этого «жмурика» вытащишь, тебе деньги заплатят. Прикинул?
- Ага, и беру вперёд, или как минимум – аванс сначала.
- Ладно, вот тебе пострадавший, делать ты с ним что будешь?
- А кошелёк я уже нашёл?
- Блин, у тебя склероз ранний или как? Нет у него кошелька, но если ты ему не дашь помереть, тебе заплатят! Понял?
- А, ну, так, конечно, понял. Ладно. Будем реанимировать.
- Наконец-то! Честно говоря, нормальный пострадавший уже давно помер бы, не дожидаясь, пока до тебя дойдёт... Надеюсь, тебе не придётся столкнуться с такой ситуацией в жизни. Реанимировать как будешь?
- Стандартно – искусственное дыхание пополам с непрямым массажем сердца...
- Всё ведь знаешь, тунеядец, когда хочешь! Ладно, как ты это сделаешь, покажи.
- На ком, на вас?
- Нет, спасибо, я понаблюдаю. Вон, на Васе покажи.
- Вась, топай сюда. На стол ложись. Да нет, не вскрытие ещё, вскрытие потом будет, пока попробуем тебя спасти.
(Слышен дикий вопль и отборный мат).
- Козёл, ты ж ему ребро сломал!
- Сломал? Как бы не так, я только доломал то, что вчера не успел. Знаете, что этот идиот за гаражами делал?
(Голос с задней парты): - Скажите, а количество рёбер у человека, прослушавшего курс ОБЖ, сильно отличается от количества рёбер у человека, вовсе не подозревающего о том, что такое ОБЖ?
- Эй, Крист, заткнись!
- Иди на фиг. Я, между прочим, всё записываю, и твои пассажи тоже. А сейчас отвлекусь ненадолго и покажу на тебе, как делать искусственное дыхание рот в рот. По-французски.
- С язычком?
- Почти угадал. А потом со спокойной совестью поищу твой кошелёк...

*Роется в папках* Чего бы выложить? Полно всего накопилось...

СТИХОТВОРНАЯ ПЕРЕПАЛКА АЛЕКСА И ШТЕРНА

- Боль и любовь, что слились воедино,
Мир разрушают, привычный тебе.
Даже пушинка сломать может спину
Сильным коням, непривыкшим к езде.

Шпора тупая вдруг бок рассекает,
Стека щелчок – как удары плетьми...
«Мягкий язык, а кости ломает» -
Рёк Китоврас; «Он был прав, чёрт возьми!

Что же теперь, раз смотреть невозможно,
А не смотреть – это больно вдвойне?
Что же, влюбиться теперь неотложно,
Или до Африки – и к сатане?!»

- Нет, умирать – это попросту глупо.
Жертву такую не ценят в миру.
«Значит, осталось напиться – и крупно! –
Тихо спиваться в сосновом бору».

- Может, поступишь ещё в мушкетёры?
«Алекс, старо и избито давно!»
- Помни, что все мы на свете – актёры.
Жизнь – это, друг мой, театр, не кино!

Дубля второго на сцене не будет,
Нужно играть, нужно помнить слова...
«Думаешь, мысль эта совесть пробудит?»
- Так для чего же тебе голова?!

Пара фиков. Предупреждаю сразу - на любителя.

КОНИ ПРИВЕРЕДЛИВЫЕ

Д’Артаньян понял, что совершил ошибку чуть позже, чем стало поздно что-либо исправлять. Ошибка заключалась в том, что лейтенант королевских мушкетёров уселся верхом в том виде, в котором и пешком-то лучше было не ходить. Вернее, ходить пешком он уже был неспособен, а вот на лошади, усердно цепляясь то за гриву, то за седло, как-то держался. Пока-пока-покачиваясь, он проехал метров пять, и лишь тогда в голову закралось подозрение, что чего-то тут не так. Д'Артаньян тщательно огляделся по сторонам и, к величайшему своему изумлению, не нашёл головы лошади перед собой. Минут пять он потратил на поиски исчезнувшей невесть куда головы, пока, наконец, не обнаружил её у себя за спиной.
Выдав на едином мощном выдохе если не всю, то очень многую информацию о чертях, а также всех их родственниках до десятого колена включительно, при чём, если внимательно проследить генеалогическую лиану чертей, то среди их ближайших родственников можно было найти таких известных личностей как граф Рошфор, д'Артаньян предпринял попытку рокировки. Разумеется, под словом «рокировка» мы ни в коей мере не подразумеваем намеренье оторвать благородному непарнокопытному голову и приставить её на то место, где он должна находиться по представлениям далёкого от трезвости всадника. Если подобная мысль и закралась мимоходом в идущую кругом горячую голову лейтенанта мушкетёров, то к чести его мы должны признать, что у него не возникло желания воплощать эту идею. Он поступил проще, хотя на практике это оказалось гораздо сложнее – решил развернуться сам.
Будь он трезв, он бы, конечно, слез с лошади и сел снова, впрочем, едва ли трезвый д'Артаньян, подойдя к лошади справа, поставил бы в стремя левую ногу. Однако сейчас эта светлая мысль не пришла ему в голову, и вместо этого наш герой решил развернуться, не слезая с лошади. Он лихо бросил стремена и, держась за обе луки седла, перенёс левую ногу через круп благородного животного, оказавшись таким образом сидящим на седле боком. Теперь оставалось только перенести правую ногу над шеей коня, и подвиг был бы совершён. Однако в тот момент, когда справедливость почти уже восторжествовала, и добро почти победило зло его же оружием – ибо зелёный змий есть зло – седло почему-то поехало вверх. Д'Артаньян автоматически отклонился назад и обрёл равновесие в довольно странном положении: он лежал поперёк конской спины так, что седло пришлось ему в районе поясницы.
Конечно, тут уж точно следовало спуститься с лошади на землю. Однако д'Артаньяну почему-то так не казалось. Проявляя чудеса храбрости, всегда просыпавшейся в нём на пятой бутылке, он выполнил трюк, который впоследствии не повторил бы даже за капитанский патент: затыкая за пояс рядышком с пистолетами всех мастеров джигитовки и вольтижировки и наматывая мушкетёрский казакин себе на шею, д'Артаньян перевернулся так, что теперь оказался висящим на меланхолично подёргивающей ушами лошади лицом к мостовой.
Конь, до крайности удивлённый этими странными махинациями на его спине, повернул свою горбоносую морду и с нескрываемым презрением воззрился на пьяного всадника, если только можно назвать всадником человека, висящего поперёк седла.
Д'Артаньян, злясь на себя и ни в чём не повинную лошадь, вновь принялся замысловато браниться, однако это ему мало помогло. Теперь он сознавал свою ошибку и видел единственно верный способ её исправления – немедленно оставить попытки завладеть конской спиной и спуститься на землю. Однако не успела эта мысль придти ему в голову, как стало ясно, что выполнение задумки невозможно: оказалось, что в череде своих акробатических трюков д'Артаньян не заметил, что в какой-то момент надел на себя путлище от правого стремени. Теперь он был прочно закреплён этим ремешком между двух высоких лук без надежды на вызволение – по крайней мере, до тех пор, пока не протрезвеет.
Происходи это в светлое время суток, подобная джигитовка неизбежно собрала бы толпу. Однако сейчас было около четырёх утра, и улица была пустынна, как холодильник перед зарплатой. Очевидно, д'Артаньяну предстояло провести остаток ночи поперёк седла. Нельзя сказать, чтобы эта перспектива привела его в восторг, скорее наоборот. Лейтенант мушкетёров разозлился и энергично врезал ногой по гладкому боку своего Буцефала. Тот, приученный повиноваться воле всадника, не мудрствуя лукаво, пошёл по дороге, известной лошадям всех времён и народов – той, которая ведёт к кормушке.

Когда Атос перерезал путлище, д'Артаньян, конечно, по закону подлости грохнулся отнюдь не по ту сторону лошади, где были его ноги. Тяжёлое стремя приземлилось сверху.
- Вы мне потом расскажете, кто вас так привязал, - сказал Атос, помогая ему обрести вертикальное положение, - Только всё-таки в следующий раз берите свою лошадь, хорошо?
Д'Артаньян промолчал. Он не был уверен, что правда в данном случае может обеспечить торжество справедливости.

ЗАГАДАЙ ЖЕЛАНИЕ

Неизвестно, произошла ли эта история на самом деле, так как на момент её происшествия все участники описываемых событий были пьяны в дым. Все пятеро.
Началось с того, что дружеская попойка, начатая в кабаке, была перенесена в квартиру Атоса. После трёх голосов «за» и одного воздержавшегося, этого самого воздержавшегося отлепили от кабатчицы, которую он с пьяных глаз воображал герцогиней и пытался сочинять стихи, перекинули через плечо и, пошатываясь, направились на улицу Феру. Всю дорогу насильно отодранный от своей воображаемой любви Арамис пищал, отбивался, а под конец возомнил невесть что и принялся шептать Портосу на ухо мадригалы, от которых бедный мушкетёр сравнялся по цвету с помидором. Хорошо ещё, что было темно.
С пятой попытки успешно поднявшись по лестнице, компания сгрузила Арамиса на кушетку, посовещалась, не привязать ли его, оставила в покое и занялась поисками выпивки. Атос честно обшарил все свои заначки, ничего не нашёл и остался в крайнем недоумении. Не выходя из этого недоумения, он смотрел, как Портос и д'Артаньян обшаривают те тайники, о которых он либо забыл, либо не знал. Однако эти поиски также ни к чему не привели. Друзья переглянулись и с непередаваемым изумлением воззрились на Атоса. Представить его без заначенной выпивки было также трудно, как вообразить подавшегося в богословы д'Артаньяна.
Внезапно всех троих – целующийся с подушкой Арамис, понятно, не в счёт – осенила одна и та же мысль. Они вновь переглянулись.
- Гримо, - проговорил Атос с выражением, сулившим мало хорошего упомянутому слуге. Произнеся это, он встал и вышел в переднюю. Через несколько секунд оттуда послышался стук, а затем тихий вой и меланхоличная ругань.
Спустя пять минут мушкетёр вернулся – твёрдым шагом и почти не налетев на косяк – пересёк комнату и произвёл очередной этап раскопок в шкафу. На это раз поиски были успешны: на свет луны и пары огарков явилась бутылка, запылённая и весьма древнего вида.
- Ух ты! – восхитился д'Артаньян при виде сего сокровища археологии. – Это ваша фамильная реликвия? Времён Франциска Первого? Или уже Второго?
- Я не знаю, каких она времён, - честно признался Атос, со всех сторон разглядывая свою находку. – Не знаю даже, что внутри...
- Так давайте посмотрим! – предложил Портос.
Пожав плечами, как бы говоря «вы сами этого хотели», мушкетёр, после некоторых затруднений вроде сковыривания воска с пробки, откупорил ёмкость.
По комнате немедленно пронёсся порыв ветра, едва не задувши свечи, что-то упало, что-то скрипнуло и возникло нечто. Нечто ни на что не было похоже, однако обладало даром речи – до слушателей уже донеслись первые слова его приветственного монолога, но д'Артаньян влез с вопросом.
- Это ещё что? – поинтересовался он.
- Я джинн, - гордо сообщило нечто.
- Тоник?
- Как ещё Тоник? – обиделся джинн.
- Джин-тоник.
- Какая вопиющая безграмотность местного народонаселения, - сообщил джинн в пространство. – И куда меня занесло? Ладно, господа, давайте, загадывайте три желания, и я пошёл.
- А кто должен загадать три желания? – спросил Портос.
- Тот, кто отрыл бутылку, - объяснил ему джинн. – Кстати, а кто её открыл?
- Ну, кто тут обычно открывает бутылки... – протянул д'Артаньян, выразительно покосившись в сторону Атоса. Тот спрятал ёмкость из-под джина за спину.
Нечто, бывшее джином, сделало полупоклон: - Я, сударь, к вашим услугам.
- Это нечестно! – запротестовал Портос.
- Разумеется, нечестно, - и джинн пакостно захихикал, - жизнь вообще нечестная штука.
Атос был другого мнения.
- Давайте поделим желания, - предложил он. – Каждому достанется по одному.
- Пожалуйста, делите, - разрешил джин. – Вас как раз трое.
- Подождите, - донеслось вдруг с кушетки, - я тоже хочу участвовать.
Арамис, о существовании которого мушкетёры успели забыть, сполз на пол и подгрёб к месту развития событий. Пришлось посадить его на стул.
Положение осложнилось.
- Три ведь на четыре не делится? – осторожно осведомился Портос.
- Не делится, - тут же отозвался д'Артаньян, исполнявший в команде роль калькулятора, правда, лучше всего он считал деньги.
- Так что же нам делать?
- Кому-то одному придётся отказаться от своих притязаний, - сурово сообщил джинн.
Д'Артаньян покосился на Арамиса, и Атос счёл необходимым вмешаться.
- Давайте откажусь я! – предложил он. – Мне всё равно ничего не нужно.
- Нет, я! – возразил Портос, поймавший благородный порыв.
- Н-н-н-нет, я! – заявил Арамис, отчаянно балансируя на стуле.
Д'Артаньяну очень хотелось не отказываться от своего желания, однако он не мог устоять перед настоящим благородством.
- Нет, я откажусь! – сказал он.
Джинн мученически вздохнул: - Вы уж как-нибудь между собой разберитесь, хорошо?
Мушкетёры переглянулись, даже Арамис собрал глаза в кучу.
Прежде, чем в их, прямо скажем, далёкие от трезвости головы забрела мысль кинуть жребий, джин вдруг радостно взвизгнул.
- Идея! – заявил он. – Давайте так: вы все четверо загадываете по желанию, и я исполняю их все, но... Но не сразу.
- А не сразу – это через какое время? – уточнил д'Артаньян.
- Не сразу – это не сразу! – уклончиво ответил джинн. – Ну, решайтесь давайте.
- Мы согласны, - нестройным хором ответили друзья.
- Ну, тогда загадывайте, и по-быстрому, - деловито распорядился джинн.
- Я хочу быть капитаном мушкетёров! – сказал д'Артаньян. – Хорошо бы не посмертно.
- А маршалом Франции вы быть не хотите? – спросил его Портос.
- Маршалом Франции я как-нибудь сам, без помощи джинов сделаюсь. Мне бы пока капитаном.
- Будете капитаном... Потом. Кто следующий?
- Я хочу замок, - сказал Портос. – Нет, два, а лучше три.
- Ладно, устроим, сле...
- А ещё я хочу быть бароном, - перебил джинна Портос. И, подумав, добавил, - Пожалуйста.
- А не жирно? – засомневался джинн.
- Давайте в счёт моего желания, - предложил Атос с великодушием, обыкновенно просыпавшимся у него на пятой бутылке вина.
Арамис даже в совершенно невменяемом состоянии не растерял своей скрытности.
- Я хочу, - сказал он, - чтобы у женщины, которую я люблю, родился сын.
- Что, у всех? – ужаснулся джинн.
- Ну, тогда у той, которую люблю в настоящий момент, - уточнил мушкетёр.
Атос в ответ на объявление его очереди покачал головой.
- Дайте ему смысл жизни, - сказал д'Артаньян. Атос на всякий случай кивнул.
- Ладно! – сказал джинн. – Но учтите, в счёт кое-чьего баронства два желания придётся сделать одним.
- Это как? – изумились мушкетёры.
- Увидите, - таинственно ответил джинн, растворяясь в воздухе.
- А когда?.. – начал было д'Артаньян, однако джина в комнате уже не было. Осталась только пустая бутылка.
Атос заглянул в эту бутылку и возвестил: - А вина нет. Наверное, джинн всё выпил, пока внутри сидел.
Ответом ему послужил только невнятный стук – это Арамис заснул и навернулся со стула.

КАЧЕЛИ

Зелёная дымка на тонких ветвях,
А снег – он недавно растаял.
Мгновенно качели на длинных цепях
К весеннему небу взлетают.

Качели прекрасны и ранней весною
И летом, и в дождь и в жару.
К качелям уйди, насладись тишиною –
Лишь цепи скрипят на ветру.

От грусти, уныния верное средство,
Простое, как ночью луна –
Качели из доброго, светлого детства,
В котором всё время весна!

А сердце колотится быстро и часто
И, звякнув, сломалось звено...
Качели из детства – конечно, прекрасно,
Но шеи второй не дано.