Бусинка встала. Она отвернулась от Сольвиона.
Мне жаль...- тихо сказала Бусинка,- ещё встретимся...
Бусинка раскрыла немного влажные крылья и взлетела.
Мне надо найти Лава...- на прощяние произнесла Бусинка и улетела.

В этот самый момент из дюн появился Кардинал. Как всегда, очень довольный собой.
- Ба, Сольвион! Это вы, мой друг? По правде сказать, я и не надеялся застать вас здесь в этот ранний час. Но, постойте, почему вы вновь грустны?

Офф: а я не помню, что там было!
И вы не правы, Сольвион. Не торопитесь умирать. В молодости я знавал одного человека - военного, порывавшегося принять духовный сан. Всё своё счастливое время - с двадцати до сорока лет - он бормотал: "Мир - это склеп, и ничего больше!" Это был человек редкого ума, но в своё лучшее время он не успел им воспользоваться, - по моему мнению, разумеется, - а потом было уже поздно. Он плохо кончил, если сравнить с тем, как начинал. Он начинал жизнью, полной приключений, любви и друзей - и умер, всеми покинутый, не имея ничего, кроме сана герцога. Друзья его давно ушли. А всё потому, - Кардинал задумчиво закурил, - что он вечно куда-то торопился, и умереть в том числе! И вот результат - ничего не успел.
У него было трое друзей. Они умерли намного раньше его. Но умерли они счастливыми, получив и сделав то, что хотели. Один получил высокую военную должность, другой оставил после себя несметные богатства. А третий... О, он требует отдельной беседы. Он-то как раз и мог бы послужить вам, милейший, примером, будь он в живых.Кардинал улёгся на песок и, казалось, глубоко задумался.

Отредактировано Конь Кардинал (24.03.08 13:00:48)

Третий... Ах, да.
Как я уже говорил, он мог бы послужить хорошим примером для нынешней молодёжи. Как жаль, что он был человеком, а не лошадью...
Ме посчастливилось некоторое время служить у него. У меня, понятно, было другое имя - красивое имя, хотя я и считал тогда его длинноватым.
Тогда этому человеку было немногим больше тридцати лет - для лошади глубокая старость, а для человека - самый расцвет сил.
Хозяин мой был дворянином и происходил из очень знатного рода (знатным тогда считался такой человек, чьи предки стояли по чину близко к правителям и пользовались их милостью). Но его жизнь не сложилась с самого начала. Одиннадцать лет - с двадцатипятилетнего возраста по тридцатишестилетний - господин мой был вынужден скрываться под чужим именем. Честно говоря, - Кардинал вытащил новую сигарету, - я так и не понял, что это было - имя или фамилия. Двое его друзей, по стечению обстоятельств своей жизни, также вынуждены были на время отказаться от звания дворян и принять похожие имена.
Их было четверо друзей. И только ему одному было даровано потомство - и то совершенно случайно.  У него появился сын. Так как к этому времени мой хозяин, не бывший тогда уже моим хозяином, снова стал графом, как и положено, сын его сделался виконтом.
Я следил за ним со стороны. К сожалению, от своего отца, которого я горячо любил и уважал, этот ребёнок перенял немного. Он с самого начала не понравился мне. Граф был образцом благородства, великодушия и доброты - виконт только делал вид, что подражает ему. А ведь перед его глазами был лучший образец для подражания во всём королевстве!
Но граф очень любил своего сына. И когда виконт погиб - по чистой своей дурости, - отец его не выдержал и умер от горя.
Я тогда уже не был Баязетом - так меня назвал в своё время граф. Я был новой молодой лошадью, но помнил и любил своего старого хозяина.
Смерть его наделала немало шума; грустная весть дошла и до меня. Я был очень огорчён - этот человек мог жить ещё долго, делать добрые дела и подавать пример своим сердцем и умом, и его примеру следовали бы многие, уважавшие его.
Теперь подумайте, Сольвион, стоит ли губить себя так рано?

- Да, по любви, - невесело усмехнулся Кардинал. - Но, знаете, я бы не назвал эту любовь несчастной. Избранница виконта не была умнее его; оба они не до конца понимали, что значит любовь, а уж тем более, - Кардинал фыркнул сквозь сигарету, - несчастная. Возможно, они и считали свою любовь несчастной, но на деле не умели даже писать любовные письма.
Возможно, я жесток и несправедлив, друг мой, но придерживаюсь того мнения, что виконту следовало бы умереть ещё до того, как ему исполнился год. А граф... ему всё-таки следовало бы жить подольше. Понимаете, он незаслуженно страдал всю жизнь и только за пару лет до смерти нашёл утешение и покой. Думаю, всем было бы лучше, если бы у графа не было сына.

- Как можно. Нисколько не приравниваю. Я просто хотел, чтобы вы не уподоблялись ему в дальнейшем. А графу, друг мой, было кого любить - у него были друзья. Вмконт помог ему один-единственный раз в жизни - тогда, когда друзей рядом не было. и граф был совсем один. Возможно, за это отец и был благодарен сыну всю оставшуюся жизнь.
Вы помните вашего отца? - Кардинал пристально посмотрел на Сольвиона, глаза его вспыхнули зелёным пламенем - совсем как у кошки.

Отредактировано Конь Кардинал (24.03.08 13:47:06)

Сумрачные дюны снова зашевелились, как и тогда, когда пришёл Кардинал.
На пляж вышел высокий единорог. Его необычная для единорогов, ярко-гнедая шерсть почти совсем поседела; видно было, что он уже стар. Но большие глаза единорога горели ярким, самым единорожеским пламенем.
Он остановился неподалёку от беседующих и вытянул шею, изо всех сил пытаясь рассмотреть их подробнее. Но предрассветный туман мешал, застилая глаза, и Натар сделал ещё несколько шагов вперёд. Подойти ближе он не смел.

Кардинал подошёл к Натару и церемонно поклонился, как принято у хорошо воспитанных лошадей - поклон, шаг вперёд, поклон, три шага назад, ещё один поклон и ещё два шага вперёд.
- Кардинал, к вашим услугам, - произнёс он. - А это мой молодой друг, Сольвион. Чем могу служить?

Сольвион инстинктивно отскочил от единорога, а затем присмотрелся к нему. - Ваш взгляд кажется мне знакомым, сударь! - тихо и смущенно проговорил Сольвион. - Как вас зовут?