Сейра с невольным уважением наблюдала за тем, как Кимерис набирает во флягу снег. У нее-то в мешке было еще несколько буквально недавно наполненных водой фляг, но такая запасливость юноши ее приятно удивила. Услышав, что еды у него при себе тоже нет, она удрученно покачала головой и, вытащив остатки солонины, отрезала треть и разделила поровну между собой и Кимерисом, а остаток вновь положила в мешок. Все-таки самостоятельно добыть еду они смогут нескоро, и хоть девушку мучил голод, она понимала, что пищу нужно экономить. Откусывая от мяса небольшие кусочки и запивая их все еще прохладной родниковой водой, она вновь принялась болтать:
– Вообще-то я через эту пустыню не только иду. Еще ползу иногда, когда силы есть, а поначалу даже лететь пыталась, только силы быстро кончились… уже недели две я здесь, или даже больше. Трудно считать дни, когда то солнце голову припекает, то воздух отмораживает… в смысле ночи в пустыне холодные. А пейзаж – это вообще мелочи, меня больше одиночество измучило, – она устало улыбнулась и покачала головой. – Представляешь, две недели поговорить было не с кем! Вчера только лошадку белую встретила, а она, представь себе, сперва молчала, а сегодня вдруг заговорила. Я думала, что у меня крыша съехала, и… слушай, ты ведь мне не привиделся? – она даже на всякий случай быстро дотронулась до его руки. – Вроде бы живой, да… а в пустыне этой тишина порой такая, что начинаешь с ума сходить, думаешь, что глохнешь… жуть. Хуже было только в тот раз, когда меня на два дня в темнице закрыли. Представь, два дня в тишине, темноте и влажном холоде. Под конец второго дня я так выла, что стражники сжалились (естественно они себя жалели) да велели катиться к чертовой… нда, – она поежилась, вспоминая эти неприятные моменты, затем закинула в рот остатки скудного ужина и поплотнее закуталась в плащ.
– Спать пора, наверное, – она зевнула, легла на землю и свернулась клубочком. – Сладких снов, – прошептала Мэд, засыпая и уже в полудреме подкатываясь к парню в надежде. Что рядом с ним будет хоть немножко теплее.